«Мечта быть свободным осуществилась». Разговор с врачом Юрием Шаповаловым, который провел в российском плену более семи лет

Бывший пленный, врач-нейрофизилог Юрий Шаповалов рассказал в интервью Radio NV, как попал в российскую неволю в оккупированном Донецке еще в 2018 году и что там пережил.

 — Как вы сейчас себя чувствуете? Как вас встретила Украина?

— Украина встретила прекрасно. Это были непревзойденные ощущения, когда мы пересекли границу во время обмена, увидели украинские флаги, украинских наших людей, наш язык, увидели, как встречают и представители государственных органов, и простые люди, которые приветствовали нашу колонну, выходя на дорогу с флагами. Это было очень трогательно.

Реклама

— Я понимаю, что из-за того, что вы находились в колонии, в Макеевке, вы могли слышать об Украине достаточно разные вещи, в том числе и о том, что здесь происходит на самом деле. Мы очень часто, общаясь с бывшими украинскими пленными, слышим, что они ожидали, что здесь уже все, Украины нет. Именно это им говорили, например, их надзиратели. Что вы слышали об Украине, пока находились в колонии?

— Именно так, Алексей. Там была сплошная российская пропаганда. Работал один российский канал, который определило руководство колонии. И они рассказывали, что все, Украине остались буквально считанные часы, она сейчас падет и все будет так, как хочет руководство Российской Федерации.

Но должен вам сказать, что мы пытались получить какую-то альтернативную информацию. Я благодарен именно вашему радио, потому что был период, когда, хотя это было запрещено, пытались поймать волны Радио NV. Сейчас, возможно, линия фронта отодвинулась, и украинские каналы там совсем невозможно поймать. Но я вашей радиостанции очень благодарен, потому что и содержательные информационные выпуски, и интересная аналитика доходила до нас. Тяжело, но все же удавалось.

— Я хочу немного вернуться в прошлое. Мы помним, что оккупация Донецкой области россиянами или так называемыми сепаратистами, которых поддерживали российские регулярные войска и не только регулярные, началась весной 2014 года. В принципе, так называемая «ДНР» провозгласила, что она здесь теперь будет, в апреле 2014 года. Какие были настроения тогда в Донецке в апреле 2014? Что вы больше всего запомнили?

— Настроения были очень разные. Нельзя одной краской это все зарисовать. Потому что были в Донецке, несмотря ни на что, и проукраинские настроения, происходили массовые акции, проукраинские митинги. Я помню, 5 марта, 13 марта, который трагически закончился, потом 17 апреля и еще 28 апреля было шествие по центральной улице.

Были люди, которые придерживались пророссийских взглядов, но явно это не было большинство. К сожалению, почти 80% населения — это были равнодушные люди, те, кто выбирал того, кто в то время был сильнее. И у меня к своим землякам, которые в то время не придерживались проукраинских позиций, разное отношение. Многих из них можно считать жертвой массивной информационно-психологической спецоперации со стороны Российской Федерации. И эти люди, к сожалению, не смогли сформировать свое собственное представление, а поддались этим влияниям.

К сожалению, российская пропаганда действительно имеет очень сильное, поражающее действие. И под эту болезнь попадает много людей, даже таких, кто, казалось, до этого мыслил прогрессивно и самостоятельно. Это такое явление, которое еще должны исследовать профессиональные психологи, социологи, социальные психологи, я не знаю, какие-то специалисты.

— У меня лично, как у журналиста и живого человека, нет осуждения тех, кто решил, что он останется в Донецке. Мы все понимаем, что такое жизнь, что есть родственники и так далее. И с другой стороны, мы также осознаем, что ничего этого бы не произошло, если бы не было того ультранасилия. Вы вспоминали проукраинские митинги, на которые выходили. Мы помним, что они закончились убийствами проукраинских активистов. Если бы не было того оружия, которое раздавали, не было тех российских военных, террориста Игоря Гиркина (Стрелкова), там есть много персонажей, то, конечно, ничего подобного не происходило, мы бы сейчас имели украинский Донецк, как и до того. Вы приняли решение, что вы остаетесь. Как вы приняли это решение, расскажите?

— Это было непростое решение, здесь было несколько мотивов. С одной стороны, я оценил свое положение на тот момент, материальное состояние, условия. У меня была пожилая мать, были свои обстоятельства бытового характера.

А кроме того, у меня была такая мысль, я на данный момент не знаю, правильна она или нет, но тогда мне казалось, что я прав… Я так для себя формулировал. Если все украинцы, все проукраинские люди возьмут и массово выедут за пределы Донецкой области, то таким образом мы сами освободим это пространство для того, чтобы туда зашли оккупанты, что надо было оставаться и каким-то образом противодействовать этим российским оккупантам.

— Мы помним, что у вас был аккаунт в Твиттере под ником «Залишенець Донецький». Именно за него, как утверждали так называемые местные власти, вы были арестованы и далее осуждены на 13 лет. Расскажите больше о том, что вы там публиковали, и понимали ли вы риски того, что это может обернуться для вас тем, чем обернулось — почти восемью годами заключения?

— Да, я вел эту страницу активно с 2015 года и до момента моего задержания. Там я пытался выкладывать информацию о том, что происходит в оккупированном Донецке, какие негативные изменения. Кроме того, там была информация о передвижении военной техники, военных в Донецке, о звуках выстрелов или прилетов, с каких направлений я их слышу.

Я осознавал, что это деятельность опасная. Может, не до конца осознавал, что это именно такими последствиями может обернуться.

— Екатерина Шаповал, это журналистка, редактор, которая работала в NV, сейчас она работает в другом издании. Я видел ее сообщение в 2023 году. Мне кажется, она писала о том, что, скорее всего, вы были задержаны из-за такой провокации. Якобы кто-то вам позвонил и сказал, что давайте вы, Юрий, будете сотрудничать с СБУ. И после этого было то задержание 11 января 2018 года. Как было на самом деле, расскажите?

— Нет, такого эпизода я не припоминаю. Для меня до сих пор остается открытым вопросом, каким образом эти сотрудники так называемого МГБ вышли именно на меня, как меня вычислили.

У меня есть несколько предположений, что, возможно, это чисто техническим путем [удалось сделать], через интернет-провайдера. Возможно, кто-то увидел мой телефон, в котором была открыта эта страница. А, скорее всего, просто где-то по уличным видеокамерам заметили, как я что-то снимаю, и таким образом меня вычислили. Потому что один из МГБшных оперов, оперативных работников, который меня задержал, он тогда что-то жаловался, что ему много за мной приходилось ходить. Я так понимаю, что именно таким путем меня вычислили.

— Были ли у вас предположения, что кто-то мог «настучать»? Из того, что мы слышим о временно оккупированных украинских территориях, то там сразу оккупационная власть устанавливает этот режим, чтобы одни «стучали» на других. Были ли у вас версии того, что вы кому-то могли не нравиться?

— Такое я не исключаю. Я не имею конкретики, чтобы кого-то обвинять, но это можно предположить. Такая практика в оккупированном Донецке была, да.

— 11 января 2018 года вас задерживают. Это еще такие полупраздничные дни, помним, что там еще празднуют Старый Новый Год, это должны быть якобы расслабленные дни, насколько они могут быть такими на территории под российской оккупацией. Если я могу правильно понять, это были самые страшные дни. Потому что вас задерживают, начинают бить, обвиняют вас в разных страшных вещах. Что было самое страшное в эти дни?

— Да, это действительно были дни очень тяжелые для меня. Почти девять дней продолжались эти новогодние праздники, потом я вышел на работу, один или два дня проработал и меня задержали, когда я возвращался с работы домой.

А что было самое страшное в эти дни? Кроме того, что я понял, что попал в очень тяжелую для себя ситуацию, для меня было очень тяжело воспринимать, что дома осталась моя старенькая мама. Тогда еще совпало так, что именно в тот день, когда меня задержали, 11 января, надолго перестали работать украинские мобильные операторы. У меня была только украинская SIM-карта, я не устанавливал местного оператора Феникс, который был при «ДНР». И у меня все время были в голове мысли, что же будет теперь со мной, а кроме того все время крутилось: мама, мама, как там мама одна, без меня. Оказывается, мама проявила такую стойкость и даже активность. Многие [люди] именно благодаря ее усилиям смогли обо мне узнать, включить в списки на обмен. К сожалению, этот обмен затянулся на очень длительное время. И все-таки мечта быть свободным осуществилась.

— Юрий, расскажите больше о том, что удалось вашей маме. Мы знаем, что ее не стало в 2023 году, каким образом она смогла вам помочь, пока вы находились в заключении?

— Я не могу даже подробно об этом рассказать, у меня не было возможности с мамой на эту тему много разговаривать. Хотя у меня перед тем, как она ушла из жизни, были три свидания с мамой, но что мы хотели, мы успели поговорить.

Я знаю, что моя мама активно обращалась и в местные так называемые «властные ДНРовские органы», и вышла на украинских волонтеров. Она говорила, что ей в то время помогала организация Блакитний птах, и мама, не выезжая на неоккупированную территорию, смогла зарегистрировать в едином реестре уголовных дел дело о моем исчезновении и незаконном удержании. И далее подать все необходимые документы во все украинские инстанции, чтобы попасть в списки на обмен.

Ей очень помогали и волонтеры, и журналисты, и мои знакомые, которые выехали на неоккупированную территорию. Я очень благодарен за это и моей маме, и всем тем людям, многих из которых я до сих пор лично не знаю, но знаю, что многие люди принимали в этом участие.

— Извините, должна спросить о еще одном вашем родственнике, младшем брате. Коллегам вы рассказывали, что он жил в России, в какой-то момент решил разорвать с вами связь. Связано ли это с тем, что он поддерживает войну, российскую агрессию против Украины? Если вы можете, расскажите об этом.

— Мой брат живет в Москве еще с середины 90-х годов. Еще даже была не путинская власть, а ельцинская, когда он туда на постоянное проживание выехал. Женился на девочке-москвичке и давно уже там живет.

Относительно его политических предпочтений, не могу ничего сказать, он не хочет делиться этой информацией. Я знаю, что для него приоритет — это его семья, у него двое детей почти взрослых, он делает все, чтобы не навредить себе и своей семье. Может, он ведет себя умнее и осторожнее, чем я. Но это его позиция, я не могу его за это осуждать.

Что касается поддержки меня, мой брат сделал все, от него зависящее, когда мамы не стало. Приехал, похоронил, оформил захоронение, поставил памятник, все как положено. А относительно того, чтобы меня материально поддерживать, он сразу мне сказал, что никаких денег, ничего такого он переводить не будет, потому что он боится за свою семью.

— Вы были в очень страшных местах, одно из них — Изоляция. Мы помним, по страшной иронии культурное пространство Изоляция в Донецке превратилось в застенок. Есть свидетельства многих людей, которые там были, многих, кто видел там страшные вещи. Вас перемещали, вы попали в колонию № 32 в Макеевке. Кого вы там встретили, если говорить о людях, которых вы там увидели среди заключенных и среди тех, кто за вами присматривал?

— Люди были очень разные, среди заключенных были люди с четкой проукраинской позицией, были люди с криминальным прошлым, таких было немного, но они тоже были. Были люди разных социальных категорий: это и военнослужащие, которые попали еще в период до полномасштабного вторжения; это были люди, которые занимались тем, что что-то перевозили через линию соприкосновения; это были такие же, как и я, пользователи соцсетей. Были предприниматели, которые пытались в тех условиях как-то свой бизнес не потерять. Люди разные, как и везде.

https://www.youtube.com/watch?v=9ekIDvsEhvc

Относительно охранников, тоже все зависит от личности человека, от человеческого фактора. Были те, которые просто рутинно выполняли свои обязанности, ходили работать охранниками — просто как на работу. А были те, которые проявляли какую-то нетерпимость к нам. Были разные.

— Приходит 2022 год, можем говорить о том, что конец 2021-начало 2022 года — это усиленная тревога относительно того, что может начаться большая война. Помним, что тогда было объявлено в Донецкой области, в ее оккупированной части, что сейчас Россия готова помогать, куда-то эвакуировать людей. Понимаю, до вас не могла доходить полная информация, потому что вы находились в колонии в Макеевке, но эти дни перед полномасштабной войной, о чем тогда говорили в колонии? Какими были ваши внутренние ощущения, если можете этим поделиться?

— Ощущения были тревожные, потому что понятно, что со стороны России готовится что-то очень неприятное для моей страны. Но до самого начала этого вторжения все же не верилось, не укладывалось в голове, что страна, которую когда-то считали братской, сможет так военной силой напасть на свою бывшую сестру и бомбить вглубь украинской территории ракетами, беспилотниками и пр. Это было шоком. Когда в прямом эфире мы смотрели, как [российский диктатор Владимир] Путин собрал всех своих подручных и от каждого из них требовал согласия на то, чтобы сначала признать «ДНР/ЛНР», а потом развязал эту агрессию, это выглядело как нечто такое, чего не должно быть в нашей жизни.

— В какой-то момент Евгений Пригожин, основатель так называемой частной военной компании Вагнер, начал рекрутировать людей из колоний. Приходили ли в вашу колонию с тем, чтобы присоединиться к российским военным?

— Да, это происходило и в нашей колонии, не только тогда, когда Вагнер это активно делал. Это [происходило] в несколько волн, даже в последнее время перед моим освобождением, перед обменом, тоже очередная группа осужденных по уголовным статьям была отправлена из нашей колонии на войну.

Люди записывались, чтобы служить, потому что у каждого какие-то свои мотивы. У многих очень большие сроки еще надо было отсиживать, таким образом хотели себе сократить. Кто-то из идеологических соображений, может, шел на эту войну. Но до нас доходили сведения, что те, кого забрали, мобилизовали из колонии, как правило, долго не выживали. Неделя, две — и уже доходили слухи, что этих людей нет.

Теги:   Интервью NV Радио NV Война России против Украины Обмен пленными Донецк Макеевка Изоляция

Читать далее