Натан Щаранский, советский диссидент, сделавший в Израиле блестящую политическую карьеру, рассуждает о главных проблемах мира, объясняя многие из них «плохой политикой Барака Обамы» и тем, что в России не был осужден коммунистический режим. С Натаном Щаранским, советским диссидентом и израильским политиком родом из Украины, НВ встречается в Бабьем яру в Киеве. Щаранский имеет к этому месту непосредственное отношение, он председатель Наблюдательного совета Мемориального центра Голокоста Бабий Яр. Видео дня Звучит воздушная тревога, но Щаранский, привыкший жить под угрозами с неба в Израиле, не ищет укрытий. В Украину он приехал говорить о будущем Мемориального центра, а также провел несколько значимых встреч, где речь шла и об украино-израильских отношениях, которые становятся все более актуальными в продолжающейся войне России против Украины. К ней активно подключается Иран — давний и серьезный враг Израиля. О том, готов ли Израиль к более тесному сотрудничеству с Украиной, своем личном впечатлении от Путина и его планов, а также о том, как Иран стал самой влиятельной ближневосточной угрозой, Щаранский детально рассказывает НВ. — Как бы вы описали конфигурацию отношений между Украиной, Россией и Израилем сегодня? — С точки зрения симпатии, поддержки, числа добровольцев, которые едут в Украину воевать, израильское общество однозначно на стороне Украины. В России, в силу специфики разной и наших давних отношений, в первые дни даже возмущались, как вы можете настолько однозначно быть на стороне Украины. Еще в первый день масштабной войны я выступал и говорил, что Путин пытается перестроить все принципы, по которым жил свободный демократический мир, а потому эта война всего свободного демократического мира и весь свободный демократический мир обязан бороться. Израиль это принял, но до определенной степени, сказал, что оружие мы давать не можем. Почему? Потому что у нас особое положение. Нас Запад предал, отдал Путину, позволив ему занять контроль над воздушным пространством Сирии. У нас идет своя борьба за выживание с Ираном и его клятвами нас уничтожить. Каждую ночь мы бомбим их базы, разбомбили завод, где собирают их дроны. Так уж получилось, что нам нужен был по крайней мере нейтралитет Путина, чтобы он хотя бы нам не мешал. Если он закроет небо над Сирией, наши самолеты не смогут даже подлететь туда. — Но это порочная логика, Путин все равно изменит любые правила. — Да, потому сегодня мы уже видим отход Израиля от этой логики. Не только по гуманным соображениям мы с самого начала с Украиной. Но потому, что диктатуры объединяются, мы видим, как сближаются Россия и Иран. И логика, в которой мы воюем против одного тирана тем, что ищем уступок у другого, больше не выдерживает критики. Кроме того, на Ближнем Востоке ты не можешь выжить, если ты боишься, потому бояться Израилю нельзя. Потому, я надеюсь, Израиль преодолеет большую часть своих страхов, чтобы помогать Украине и оружием, в том числе современным. Я надеюсь это произойдет довольно быстро. — Украина в будущем сможет рассчитывать на военную помощь Израиля? — Я думаю мы к этом довольно скоро придем. 90% русскоязычных и 70% иноязычных израильтян сегодня на стороне Украины. Чем более нерелевантными становятся концепции безопасности Израиля с учетом России, тем быстрее идет процесс. — Давайте поговорим об Иране. Что позволило этой стране так стремительно нарастить свою военную мощь? — Мы можем начинать с политики Барака Обамы в отношении Ирана, и это была очень плохая политика. Усилия Израиля все время были направлены на то, чтобы президент Байден не вернулся к той плохой политике. Война России против Украины помогает ему к ней не вернуться. В чем была плоха эта политика? Еще в девяностые годы мы в Израиле говорили, что Иран может стать одним из первых примеров, когда ядерной бомбой будет обладать государство, где общество рассматривает смерть как благо, потому что верит, что лучшая часть их жизни — после смерти. Теги: США Израиль Владимир Путин Российская агрессия Иран Терроризм Вооружение Владимир Зеленский Бабий яр Украина-Израиль Война России против Украины Читать далее
































