Секретарь Комитета Верховной Рады по вопросам нацбезопасности, обороны и разведки Роман Костенко в интервью Radio NV — о критике военного командования во время войны и уголовном производстве, которое ГБР открыло против 28 командующих после прорыва россиянами границы на Харьковщине. https://www.youtube.com/watch?v=C6uiM4-BBR4&t=754s — Мы увидели жесткую критику в отношении определенных представителей украинского военного командования с двух разных сторон. С одной стороны, есть Марьяна Безуглая, народный депутат, член Комитета по нацбезопасности. С другой, например, активист Сергей Стерненко. Очень разные люди. Оба говорят о том, что есть большая проблема, что сейчас генерал Юрий Содоль является главой оперативно-стратегической группировки Хортица. Именно ОСУВ Хортица ответственна за весь восточный фронт от севера Харьковщины до Угледара, якобы из-за генерала Содоля у нас там большие проблемы. Как вы оцениваете такую публичную коммуникацию? Что нам стоит знать о генерале Содоле? Видео дня — Если мы говорим о моей коллеге Марьяне Безуглой, то это не первая публичная коммуникация, причем негативная. И то же самое она говорила несколько месяцев назад о прошлом командовании. И поэтому сейчас, скажем так, у нее эпопея продолжается. Я не знаю, насколько Марьяна может оценивать командующих и как она вообще может коммуницировать об этом. Мое мнение: это ее право, но я не воспринимаю эту историю. У меня есть свои отношения с командирами и есть отношения непосредственно с бойцами. Что касается коммуникации во время войны в отношении командиров. Я считаю, что такие вещи должны решаться теми людьми, которые их непосредственно назначали. Это Ставка верховного главнокомандующего, это главнокомандующий, это может быть решено на комитете в закрытом режиме, потому что все эти вопросы достаточно серьезные и они могут подорвать доверие к военному командованию, что во время войны может привести к критическим последствиям. И я хочу верить, что люди, которые их критикуют, понимают, к чему это может привести. Ко многим генералам и у меня есть много вопросов. И их лучше решать на уровне командования и в кулуарах, дабы они реально решались. Чтобы сказать, что тот плохой, что недоработал, необходимо обладать определенными знаниями, нужно владеть ситуацией, обстановкой; нужно понимать, какие силы и средства есть в наличии, обвиняя некоторых должностных лиц в том, что они что-то недоделали или переделали, или не смогли. Много факторов. Проще всего написать «предатель», «преступник» или что-либо в этом роде. Поэтому я против такой коммуникации, потому что она наносит вред и реально играет точно не нам на руку. — Безуглая называет нескольких людей — и начальника Генерального штаба Анатолия Баргилевича, и Александра Павлюка, командующего Сухопутными войсками, и, конечно, она не обходит в своих публикациях главнокомандующего ВСУ, генерала Сырского. Такая коммуникация была и в отношении Валерия Залужного, бывшего главкома ВСУ. Тогда это воспринималось как, возможно, определенный заказ или попытка с помощью Безуглой дискредитировать очень популярного генерала. Сейчас ситуация совсем другая. Поднимала ли Безуглая этот вопрос на Комитете по нацбезопасности? — Нет, на комитете она его не поднимала. Я не помню, чтобы она поднимала этот вопрос. Знаете, что мне кажется? Я, например, информирован о том, что она пытается общаться с высшим военным руководством, а оно не очень идет на контакт. Мне кажется, это какие-то личные истории, как месть военному руководству — обвинять их в том, что они не принимают никаких решений, или плохо их принимают. Конечно, мы должны исследовать эти вопросы, контролировать. Но говорить напрямую, что они прямо преступники, — для меня это неприемлемо. Эти вопросы должны решать в других местах, и разбираться по каждому генералу отдельно, если по нему есть проблемы. Должна быть создана комиссия, это должно быть [заседание] комитета или еще как-то, а не просто издавать [критику]. Отвечая на вопрос: на комитете, возможно, какие-то были вопросы, я не помню. Если бы это было официально, если бы мы говорили об этом, я бы об этом точно помнил. Возможно, затрагивали, потому что мы постоянно говорим о том или ином фронте, обсуждаем тех или иных командиров. А именно о том, что «тот преступник, тот некомпетентный», по фамилиям, этого не было. Конечно, мы говорим о главнокомандующем, конечно, мы говорим о Баргилевиче; изменения в армии, вопросы по ведению боевых действий часто обсуждаются. Но каких-то негативных вещей, того, что Марьяна пишет, мы не обсуждаем. — Активист Сергей Стерненко почти одновременно начал говорить о генерале Содоле. Процитирую, возможно, самое легкое из того, что он написал: «Системная проблема в том, что для солдата ответственность есть, для генерала нет, есть только повышение за провалы». Эту публикацию поддерживает Богдан Кротевич, подполковник из Азова с позывным Тавр. Возможно, что-то такое есть, чего мы не знаем? К кому могут быть направлены эти призывы, как вы полагаете? — Есть или нет, кто-то хороший или плохой — мы же это с вами не обсуждаем. Мы обсуждаем концепцию: нужно ли о генералах, которые руководят крупными соединениями, вот так говорить, особенно чиновникам. Если это говорит Сергей Стерненко, он блогер, он может себе это позволить, у нас демократия. Если это говорит заместитель председателя комитета, это совсем другой вопрос. И для того, чтобы такое говорить, нужно минимум иметь доказательства. И этим потом должны заниматься, в том числе, и правоохранительные органы, и другие, потому что это серьезные заявления. А мы привыкли просто говорить. Это уже должно возыметь серьезные последствия. Если это обойдется без последствий, в частности, с точки зрения ГБР, или Службы безопасности Украины, это означает, что это пустые слова, которые пока ничего не значат. Поэтому еще раз: я не говорю, что Содоль хороший или плохой, я не говорю, Сырский хороший или плохой, или о Баргилевиче. Это генералы, которым сейчас поручено защищать нашу страну. И дискредитировать их в данный момент, не приводя никаких доказательств, безосновательно, это преступление. Я считаю, что это преступление — критиковать безосновательно главкома, начальника Генштаба. Но, если их критикуют, и [делает это] заместитель председателя комитета, [представитель] правящей партии, которая является партией верховного главнокомандующего, президента; это означает, что одновременно несет ответственность за это и верховный главнокомандующий. Если он этих людей назначил [в командование ВСУ], а его заместитель председателя комитета критикует, то это вопрос и к верховному автоматически: зачем он этих людей назначил, которые, по ее словам, не способны защищать государство? Это очень серьезный вопрос. Тогда давайте будем все разбираться, как же у нас вертикаль [построена]. В этом нужно разбираться в вопросах. Потому что у нас привыкли, что нет ответственных за назначение, есть только какие-то конкретные личности, на которых можно тыкать пальцами, которые как военные не могут дать ответы. Поэтому еще раз: критиковать военное руководство во время войны, которое назначено и действует во имя украинского народа, это преступление. Например, Сергей Стерненко как гражданский человек может себе позволить высказывать свое мнение. Если есть вопросы к отдельным генералам, то давайте разбираться, но точно не должностному лицу [подобное заявлять]. — Безуглая последовательна в своей критике. Она говорит, что названные ею военные командующие комфортно чувствовали себя и при генерале Залужном, и при генерале Сырском. Вы говорите, что это вопрос к президенту, к верховному главнокомандующему. Какую реакцию ожидает ваша коллега? Или она ожидает того, что их просто уволят, потому что она говорит, что пришло время молодых командиров. «Нужно молодежь в управление армией прямо сейчас, это кризис», — так пишет госпожа Безуглая. — Вы прослеживаете последовательность? Я не вижу последовательности. Что значит молодежь? Залужному 50 лет. Это молодой или старый? Сырский пришел немного старше. Сейчас у нас заместитель главкома [Вадим] Сухаревский, он мой ровесник, ему 40 или 41 год. Это молодой или старый? Пришел заместителем начальника Генерального штаба Михаил Драпатый, он тоже мой ровесник, мы примерно в одно время окончили военное училище. Это молодой или старый? Или нужны 20-летние? Это мне напоминает то, что идет либо лоббирование кого-то конкретно, либо непонимание вообще, о чем мы говорим. У нас есть действительно молодые. Если о главкоме, что он должен быть моложе, то это уже какой-то эйджизм, как сейчас модно говорить. У нас до этого был младший, тоже не устраивал. Поэтому здесь вопрос конкретно к персоне, которая это все озвучивает: она сама понимает, кто нужен, зачем и какие качества у него должны быть? Дабы иметь возможность говорить с некоторыми категориями военных, нужно понимать стратегически все, что у нас есть, — от верховного командующего, ресурсов, личного состава, до того, как построена система. Нужно ли что-то менять в армии? Конечно, 100% нужно брать и менять, постепенно приходить к обновленной армии. Нужно ли по каким-то вопросам заниматься публичной дискредитацией во время войны военного командования? Эта история может плохо закончиться, потому что она подрывает доверие прежде всего бойцов к своему командованию. — Есть информация, что сейчас ГБР обвиняет 28 командиров в том, что рашистам удалось продвинуться на Харьковщине, захватить 10 населенных пунктов. Это 10 сел на границе с Россией. Сообщается о том, что в Полтаве изъяли тайные военные документы, что все это происходит в рамках уголовного производства, открытого по фактам прорыва российских оккупантов госграницы на Харьковщине. Или это впервые мы слышим о подобном расследовании? Я что-то такого не помню раньше, вы знаете точно лучше. — То, что расследования были, это факт. Но вы правильно говорите, что мы слышим впервые о таких расследованиях. Когда такая информация, в частности средствами массовой информации, разгоняется, то автоматически у многих в голове уже сразу ставится клеймо, что военные виноваты. Если проводится расследование, значит они виноваты в том, что потеряли территории. А нужно ли это делать? По моему мнению, публично — нет, это также может выглядеть как дискредитация. И сейчас очень многие военные, которые выполняют свои задачи, понимают, что сейчас машина начинает действовать против них. Это достаточно серьезная история. Возможно, они и виноваты, но это расследование должно быть объективным, причем без особой огласки. Если там будут виновные, нужно, чтобы эти виновные понесли ответственность. Но мы должны понимать, что сейчас прозвучала информация, что «в отношении военных, которые потеряли 10 сел, ГБР открыло производство». И звучит оно, конечно, сразу же как будто военные виноваты в том, что они потеряли эти села. Мы еще будем разбираться, потому что много нюансов, которые мы уже знаем: какая была подготовка, наличие позиций, какая была эшелонизация, какие силы и средства 125-я [бригада] имела в своем распоряжении. И батальон, который должен пять километров держать, например, держал 15 километров. Много вопросов, у них вообще не было артиллерии. И это вопрос: а были ли у этих подразделений в достаточном количестве силы и средства, которыми они могли отбить этого противника? Я сейчас не говорю, кто виноват, кто не виноват, я задаю конкретный вопрос. А мы уже сказали, что «военные бросили 10 сел». Это вопрос, в котором надо разобраться. И, конечно, мы должны прежде всего сделать выводы. Без всяких расследований мы должны проанализировать и сделать выводы из этой операции, чтобы у нас таких проблем больше не повторялось. И, конечно, если там были виноваты, — кто-то малодушничал, кто-то не выполнил свои задачи, — они должны понести наказание. Сейчас мы не знаем, командиров сняли или не сняли. Если не сняли, то к ним вопросов особо нет. Если сняли, то сейчас бригада будет в морально подавленном состоянии, потому что начинается разборка. А давайте мы спросим, были ли там у командующего ОТГ Харьков имеющиеся средства? Та же артиллерия в резерве, танки, которыми он мог бы одновременно усилить все это направление. А это уже вопрос к высшему командованию — к ОСУВ Таврия, где руководит господин Содоль. Были ли у него эти резервы, чтобы предоставить? Были ли у Сырского резервы? Эти все вопросы влияют непосредственно на вторжение Российской Федерации, насколько мы были готовы. Есть вопросы к заминированию территории противопехотными минами. Все было там не полностью заминировано. Вопрос, были ли ресурсы. Мин у нас нет со времен, когда мы подписали конвенцию о запрете противопехотных мин, и мы их все уничтожаем. У нас их просто физически нет. Вопрос: дали ли нам наши партнеры достаточно мин, чтобы мы могли «зашить» все три тысячи километров границы с Российской Федерацией? Это миллионы [мин] должны быть. Если не было, то что вам туда поставят? И с этим тоже должны разбираться. А мы уже сразу своими высказываниями заявили, что «военные виноваты». Это может навредить военным, когда они там выкладываются, прилагают максимум [усилий] теми имеющимися средствами, которые у них есть, а потом читают о себе, что «те не удержали, те не смогли, теми руководит предатель, теми руководит ворюга». Мы же понимаем, что тогда возникнут вопросы к командованию, и это не укрепит наши Вооруженные силы. Поэтому здесь надо быть крайне осторожными. Я против этих публичных обвинений командиров. Но и командиры должны нести ответственность за свои решения, которые они принимают, в том числе и уголовную. Это должно быть. Только это должно сначала быть доказано, а потом уже обнародовано. — Безуглая говорит, что среди тех командиров, против которых открыли уголовные производства, имен топ-генералов нет. А как инициируется подобное производство? Кто является человеком, который инициирует подобные расследования? — Я думаю, такие события по факту сразу инициируются. Потому что есть факт, например, прорыва госграницы со стороны РФ, есть должностные лица, которым боевым распоряжением дан приказ держать там оборону. Дается приказ от верховного главнокомандующего, к примеру, командующему ОТУ Харьков: твоя задача — держать оборону от противника по государственной границе от точки А до точки Б с целью не допустить прорыва противника, уничтожить. То есть тебе передаются силы и средства, дается боевой приказ под роспись. Командир его получает и его задача — имеющимися силами и средствами организовать эту оборону, обеспечить то, что требует от него старший начальник. Конечно, он в первую очередь несет ответственность, потому что ему поставлена эта задача; и все его подчиненные также несут эту ответственность. И потом уже разбираются. Например, если случился прорыв границы, то на каком направлении, по каким причинам, почему кто-то чего-то не дал. Например, история, не дали [отпор], потому что не было артиллерии. Я просто участвовал в некоторых таких расследованиях, когда еще в армии был. «У нас не было артиллерии», — а вы просили артиллерию? А покажите рапорты или заявки, в которых вы просили эту артиллерию, но вам не дали. И начинается эта бумажная волокита, сам себя каждый прикрывает этими бумагами, актами, запросами. Просто ГБР не поедет на место разбираться. Они будут просто брать приказы, кто что должен был выполнять, обеспечение; и будут этой теорией определять, кто что смог. Поэтому здесь примерно так: по факту открывают, а потом начнут искать кто виновен, если виновные вообще есть, потому что враг не достиг успеха. — Насколько эффективны такие расследования? Вы сейчас сказали, что каждый может себя прикрывать определенными запросами или приказами. — Смотря, что такое эффективность. Вы имеете в виду, кто-то сядет или не сядет? — Это о том, чтобы выяснить, что произошло. Мы же не говорим, что кто-то должен сесть. Мы говорим о том, чтобы объективно оценить ситуацию. — Будет зависеть от того, кто проводит. Мы же понимаем, что можно выявить и расписать ход событий, какие были, какие ставились задачи, кто свои задачи полностью выполнил, кто полностью не выполнил. Но одно, что расследование не учитывает, — морально-психологическое состояние и ситуацию на местах. А если мы видим, что два батальона, которые должны были держать оборону, например, укомплектованы на 50%, у меня вопрос теперь: следствие это будет учитывать, или оно будет считать, что это два целых батальона, которые могли выполнить эту задачу? Потому что в документах написано силами второго батальона и третьего, например, держать оборону на такой линии. А если там 50% людей, то это тоже объективная причина, которую надо учитывать. Поэтому здесь трудно сказать. Наши правоохранительные органы обладают своей спецификой. Я надеюсь, все будет объективно расследовано; и самое главное, что сделаем из этого выводы. — Возможно, ГБР публично сообщит о результатах расследования. — Это ГБР сообщает? Я от них не слышал этих заявлений. Возможно, есть, но если они это публично сделали. — Это данные судебного реестра, которые журналисты анализировали. — Это неправильная история. Такие дела должны расследоваться, должны делаться выводы, но они не должны становиться заголовками новостей во время боевых действий. Теги: Интервью NV Вооруженные Силы Украины (ВСУ) Война России против Украины Сергей Стерненко Радио NV Александр Сырский Роман Костенко Валерий Залужный новое наступление РФ Марьяна Безугла Александр Павлюк Анатолий Баргилевич Юрий Содоль наступление РФ в Харьковской области Читать далее

































